Линдгрен, моя Линдгрен

Когда мне было лет 9, я зачитывал «Мио, мой Мио» Астрид Линдгрен до дыр. Лирично написанная история мальчика, которому суждено спасти королевство от злобного тирана, захватила меня на всю жизнь. В большей части благодаря переводу Людмилы Брауде и Елены Паклиной, но не в малой степени и благодаря акварельным иллюстрациям карельского художника Николая Брюханова.
Не знаю, как так получилось, но о существовании (культовой, как оказалось) экранизации я узнал буквально пару недель назад. Посмотрев её на днях, я очень рад что мои детские впечатления от «Мио» не были связаны с фильмом.

Кто не читал, быстро напоминаю: Сирота Бу Вильхельм Ульссон, по прозвищу Боссе, живет в Стогкольме. Приемные родители, которых он называет тетя Эдля и дядя Сикстен, его не любят. Сегодня мы бы сказали, что они подвергают его психологическому абъюзу. Но однажды дух, которого он находит в бутылке, уносит его в Страну Дальнюю. Там сбываются все его мечты. Оказывается, что он не Боссе Ульссон, а потерянный сын короля Страны Дальней. Его настоящее имя — Мио. К тому же, он должен убить злого рыцаря Като, который похищает детей и распространяет ненависть.

На бумаге советско-шведско-норвежская продукция «Мио» выглядит как нельзя лучше. Режиссер — Владимир Грамматиков («Усатый нянь», «Шла собака по роялю»). В ролях в том числе Кристофер Ли (он же Саруман из «Властелина Колец») и юный Кристиан Бейл (он же Бэтмен). Композитор — Бенни Андерссон из группы АББА. Дрим тим, куда уж дальше! Как же я был разочарован.
Надо сказать, что я очень большой поклонник советских экранизаций. Многие из них (например, Холмса или Уленшпигеля) я считаю непревзойденными по сей день. «Мио», как мне кажется, пострадал от «голливудизации», как результат перехода на международную целевую аудиторию. Попросту – в фильме много продвинутых (на то время) эффектов, много красивых пейзажей, но очень мало хороших актёров и той эмоциональной сложности, которая так характерна для Линдгрен.

Как все великие детские писатели, Линдгрен вошла в историю, потому что никогда не смотрела на своих читателей свысока. Ей удавалось передать веру в человечество и ощущение фантастики, не приукрашивая при этом жестокие реалии мира. Все знают, что «Братья Львиное Сердце» говорит о смерти детей, но мне кажется, что мало кто замечает, как много говорит об этом «Мио».
Взять хотя бы само существование Страны Дальней. А была ли она? Вот как Линдгрен описывает путешествие Боссе туда:

«Он [дух] наклонился и обнял меня. Вокруг нас что-то загудело, и мы полетели ввысь. Далеко внизу остался парк Тегнера, темная роща и дома, где в окнах горел свет и дети ужинали вместе со своими мамами и папами. А я, Бу Вильхельм Ульссон, был уже высоко-высоко в звездных краях».

До появления духа, стиль книги абсолютно повседневный. Все, что происходит с Бу Вильхельм Ульссоном после этого момента, описано как прекрасная, волшебная – пусть и страшная – сказка. Он сам часто это повторяет читателю. Люди и события кажутся ему будто из сказки, напоминают сон, не похожи ни на что в мире. Периодически, он думает — как там те, кто остались в Стокгольме без него? И может, это бы не так бросалось в глаза, если бы не последняя глава. Казалось, можно закончить историю на том, как Мио возвращается к отцу в замок. Но Линдгрен продолжает:

«Уже давно я живу в Стране Дальней и редко вспоминаю то время, когда жил на улице Упланд. Только Бенку я вспоминаю чаще — ведь он так похож на Юм-Юма. Надеюсь, что Бенка не слишком тоскует по мне. Ведь никто лучше меня не знает, как тяжела тоска. Но у Бенки есть отец и мать, и, конечно, он нашел себе нового друга.
Иной раз вспомнятся тетя Эдля и дядя Сикстен, но вражды к ним я больше не питаю. Мне только интересно знать, что они подумали, когда я исчез. Они так мало обо мне заботились, что, может, и вообще этого не заметили. Тетя Эдля, верно, думает, что стоит ей пойти в парк Тегнера и поискать, как она непременно найдет меня на какой-нибудь скамейке. Она думает, что я все еще сижу там под фонарем, ем яблоко и забавляюсь пустой бутылкой из-под пива или еще какой-нибудь ерундой. Она, верно, думает, что я сижу и смотрю на дома, где в окнах горит свет, а дети ужинают со своими мамами и папами… И тогда тетя Эдля совсем выходит из себя из-за того, что я еще не вернулся домой с сухарями.
Но она ошибается, тетя Эдля! И еще как! Боссе давно уже нет на скамейке в парке Тегнера. Он теперь в Стране Дальней. Он в Стране Дальней, где шумят серебристые тополя, где костры освещают и согревают ночь, где так вкусен хлеб насущный и где у Боссе есть отец-король, которого он так любит и который так любит его.
Да, все так и есть. Бу Вильхельм Ульсон сейчас в Стране Дальней, и ему здорово живется у его отца-короля.»

Как говорил Гамлет? По-моему, леди слишком много возражает. К чему бы автору так настоятельно повторять то, что как бы и так ясно? Или, может быть, есть другая причина, почему Бенке тоскует по своему другу? И почему тетя Эдля до сих пор ждет исчезнувшего Боссе?…

Все эти возможные двойные значения напрочь отсутствуют в сладком до тошноты фильме, с его пафосными актерами и банальными фразами. Мало того, что из истории исчезли такие фигуры как бабушка Нонне (идеальная бабушка, о которой всеми заброшенный Боссе мог только мечтать, и которой восхищается Мио) и мама Юм-Юма.

Неизвестно почему, сценарист решил переписать победу над Като.

Вот как она выглядит в фильме (от 03:30):

А вот как ее описывает Линдгрен:

«Наконец я выбил меч из его руки. Безоружный стоял предо мной рыцарь Като. Он знал:битва проиграна.
Тогда, разорвав на груди черный бархатный камзол, он воскликнул:
— Гляди не промахнись! Рази в самое сердце! В мое каменное сердце! Слишком долго терзало оно меня и причиняло страшную боль!
Я заглянул в его глаза. И такими чудными показались мне эти глаза. Мне показалось, будто рыцарь Като жаждет избавиться от своего каменного сердца. Может быть, больше всех на свете ненавидел рыцаря Като сам рыцарь Като?
Я не стал мешкать. Я поднял свой огненный меч и пронзил мечом каменное сердце рыцаря Като. В тот же миг он исчез. Его не стало.
Лишь на полу лежала груда камней. Только груда камней! И еще железный коготь.
На подоконнике в покоях рыцаря Като билась крыльями о стекло маленькая серая птичка. Верно, ей хотелось на волю. Я не видел этой птички раньше, не знаю, где она пряталась. Я подошел к окну и распахнул его, чтобы выпустить пленницу на волю. Птичка вспорхнула, взмыла ввысь и радостно защебетала. Видно, долго томилась в неволе. Я стоял у окна и смотрел вслед улетающей птичке. И увидел, что ночь кончилась и наступило утро.»

Может мне кто-нибудь объяснить, почему надо было превращать Като в карикатуру, а Мио — в хладнокровного убийцу?

Не говоря уже о необъяснимых визуальных приёмах. Вместо духа Боссе почему-то выпускает из бутылки Говорящую Голову брата Черномора из «Руслана и Людмилы». Мальчик занимает роль Руслана и цепляется за бороду Головы, теперь уже исполняющую роль самого Черномора. После чего они пускаются в монтаж полёта, по которому становится очевидно, что над фильмом работали фанаты экранизации «Бесконечной истории», снятой на три года раньше.

Может, я слишком много ожидаю. Или придаю слишком много смысла мелочам. Но хотелось бы, чтобы те, кто создают фильмы для детей, уважали своих зрителей хотя бы на долю того, как уважают юных читателей авторы классики.